Шармбатон.Алекса (отчет)

[story-sign]

Мое имя вам ничего не скажет. Кто такая Алекса Магопули? Только моему брату, Ставросу, ведом верный ответ. Возможно, вы знаете меня под именем Медеи Андрианополус, а скорее всего, забыли и его, столь чуждо вашему уху то прозвучало. До недавнего времени я жила в Македонии, в городе Битола, что по-гречески известен как Монастири. Это была хорошая жизнь. Отец держал лавку, мать занималась домом и детьми - я на 5 лет младше брата, любимая и единственная дочь. Определенно, это была хорошая жизнь.

Когда в детстве мне снились дурные сны - что-то про злых людей и яркий свет, - родители всегда находили способ меня успокоить. Потом я выросла, пришло время поступать в Бурса медресе, местечковую магическую школу, дававшую, впрочем, хоть какое-то образование. Похуже, если ты не осман, - македонцам не было ходу на Алмазный этаж, где давали дополнительные знания. Ставрос хорошо учился, я... уже не так хорошо, но тоже очень старалась. Время шло. Счастливое время.

К нам в дом зачастили странные люди, папа запирался с ними в кабинете и о чем-то разговаривал. Обстановка в стране накалялась, взрослые нервничали, хотя я по младости лет не могла этого осознать в полной мере. Когда мы с братом, любопытствуя, подслушали один из таких диалогов, отец как раз отказался от чего-то, сказав, что это потому, что семья ему всего дороже. Он хотел переехать в более спокойный уголок, мы почти уже запаковали чемоданы, как народные волнения прокатились по нашему городу.

очень МНОГО букв...

Корпус османских миротворцев, возглавляемый наместником Альтаном, выступил, чтобы противостоять мятежу. Наш дом горел, мы выбежали, в чем были. Мы видели, как всадники выехали на площадь. У большинства из них были скрыты лица, но не у всех. Дальше события пошли калейдоскопом. Вот рухнули балки, люди отшатнулись от пожарища. Вот кто-то пробежал с ведром, расплескивая воду. Крики. Огненный шар сорвался с рук человека, чье лицо я никогда не забуду. Он испепелил в одно мгновение моих родителей. Ставрос безуспешно пытался прикрыть меня от ужасного зрелища, выжженного памятью на сетчатке... Я до сих пор помню все, как если бы оно произошло только что.

Пусто.

Я пришла в себя рядом с братом в каком-то подвале, полном таких же несчастных погорельцев, какими оказались и мы. От перенесенных переживаний ко мне вернулись ночные кошмары. Не каждую ночь, но с изрядной регулярностью я просыпалась в таком душевном дисбалансе, что, будь это возможно, предпочла бы и вовсе никогда не спать. Разумеется, когда взрослая, уверенная в себе незнакомка предложила нам отомстить за родителей, я тотчас же согласилась. Брат промолчал, хотя его горе было не менее велико. Мужчины часто молчат о том, что по-настоящему важно.

Так или иначе, нас начали готовить к миссии. В основном, впрочем, эта подготовка свелась к просьбам не путаться под ногами и пространным рассуждениям о необходимости показать османам, что им тут, в Македонии, совсем не рады. Мы не бессловесные рабы, а они не хозяева. Никто не имеет права казнить невиновных. Никто не имеет права считать людей скотом, грязью на сапогах избранных просто по факту рождения. Мы различаемся и внешностью, и языком, и обычаями, и религией, и прочим. Но это не значит, что мы в чем-то ниже или хуже их, это не значит, что они вправе творить любое зло, мы не стерпим подобного! Они заплатят! Мы имеем неотъемлемое право на месть.

Мы собирались воспользоваться им в соседнем с Битолой городе, где по славным улицам проклятые турки планировали пройти почти без охраны, показывая, как они не боятся попирать древние камни своей презренной пятой. Сойка, так звали ту таинственную женщину, что дала нам кров и возможность отомстить, доверила нам с братом артефактный камень, который взорвался бы через 15 секунд после смачивания в молоке. Идти должна была я - Ставроса ведь могли обыскать, а девушка с крынкой не покажется никому опасной. Я заняла удобное место в первых рядах и со злобным нетерпением ожидала своего часа.

Признаю, перед миссией у меня были некоторые сомнения, так как радиус поражения не был мне известен, но ведь кинув бомбу в толпу османов, я сделала бы доброе дело. Наверняка, у каждого из них на руках немало крови нашего народа. Они заслужили это, твари, убившие мою семью. Я только сравняю счет. Ради такого своей жизни не жалко. На всякий случай я написала прощальную записку для брата, но, не зная, сможем ли мы вернуться, взяла ее с собой.

Реальность вывернула ситуацию так, что у меня не осталось ни шанса выполнить задуманное. Да, я видела ненавистные смуглые лица. Да, там шел и тот, кто сделал нас с братом сиротами. Если бы мой взгляд мог убивать, никто бы из них не выжил в тот день. Но за своими мужьями шли жены, с ними были их дети. Мне показалось, невидимый знак обреченности на их лицах отметил и меня. Они невиновны. Я не могу. Я не имею права. И дети! Я не смею рисковать их жизнями. Это неправильно!

Сойка делала мне знаки, а я застыла, не в силах послушаться ее. Колонна прошла. Момент был упущен. А я стояла, как столб, бесполезная, глупая, слабая и трусливая девчонка, которой не хватило огня, чтобы отомстить за родителей. Женщина с жестом угрозы двинулась в мою сторону, и брат увлек меня в проулок, откуда аппарировал. Кажется, это была его третий или четвертый раз и уж точно первый, в который он аппарировал другого человека.

Мне было больно. Очень больно. Разодранное платье, отщепленный фрагмент бедра, срезанная и пропавшая где-то палочка. Но ведь это я должна была защитить Ставроса, а выходило строго наоборот! Он оказал мне первую помощь и помог добраться до безопасного места. Мы боялись погони. Мы боялись и османов, и македонцев, мы боялись показываться людям даже издали. За все время брат не высказал мне ничего про мой грандиозный провал - ни одного обвинения, ни одного слова возмущения, хотя именно моя ошибка привела к столь плачевному для нас результату. Напротив, все это время он поддерживал меня, пытаясь, как мог, поднять мне настроение. Когда я немного поправилась, мы бежали из страны.

Каким-то чудом - главным образом благодаря Ставросу - мы сумели тайно пересечь границу с Болгарией, не имея при себе ни денег, ни вещей, которые можно было бы продать, чтобы их получить. Красть или попрошайничать было нехорошо по очень многим причинам, так что нам срочно нужен был источник дохода. Мы устроились прислугой в дом, взяв имена покойных друзей семьи, чтобы уже никто не смог найти нас. Как минимум нужно было накопить на новую палочку для меня и решить, как жить дальше. Камень-бомба оставался при нас, ведь мы не могли быть уверены, что, оставь мы его где-либо, он не причинил бы вреда невиновным, а этого мы никак не могли допустить.

Вскоре судьба решила нанести нам еще один удар. В магазине волшебных палочек ни одна не ответила мне, оставаясь мертвой деревяшкой без какого-либо проблеска силы. Я расплакалась прямо там, на брате же просто лица не было. Как я смогу помогать ему теперь? Как я смогу защитить его, если понадобится? Получается, я ему просто обуза. Но может быть, есть какие-то способы все исправить? Ставрос купил мне палочку, похожую на ту, что была у меня раньше, чтобы я могла пробовать снова и снова. Однако каждая проваленная попытка приводила меня в еще более скверное расположение духа, если это вообще было возможно. В конце концов я прекратила свои мучения и стала носить палочку просто как часть гардероба - вроде передника или кольца.

Ни в одной доступной нам книге не было готового рецепта лечения таких, как я. Мое состояние было стабильно, никаких значительных неудобств я не ощущала, но не могла воспользоваться ни одним заклинанием. Я не стала сквибом, это врожденное, но я как будто лишилась магии. Брат писал ученым из разных стран, чьи статьи выходили в местных газетах, в надежде на помощь или подсказку, но без какого-либо заметного результата. Тогда же было решено, что мы поедем на научную конференцию во Францию. Там не могли не собраться светлейшие умы нашего времени, там мы могли найти решение. Оставалось только накопить на билеты на поезд, подобающую одежду, питание и проживание.

Чтобы скрыть мою ущербность до срока, мы со Ставросом решили, что я буду делать вид, что вовсе не понимаю язык, да и говорю с трудом, хотя учить французский мы начали одновременно и с примерно равным успехом. Впрочем, когда говорить не с кем, это довольно просто, можете сами попробовать. Между собой мы все равно в основном общались по-гречески.

В хлопотах время идет быстро, в Париж мы приехали заранее, чтобы осмотреться и привыкнуть к местным обычаям до того, как от этого будет зависет впечатление от нас на конференции. Одним солнечным, но ветренным днем, когда мы ели мороженое на открытой террасе кафе, у меня улетела шляпка. Так мы познакомились с первым магом здесь. Тоже иммигрантом, но из Болгарии, который представился нам именем Вальдек Кристев. Юноша был весьма мил и резко негативно отзывался об Османской империи, чем завоевал наши симпатии, но с некоторого времени не в наших привычках стало доверять первому встречному, что бы тот ни говорил. Тем не менее мы попытались сдружиться с нашим новым знакомым, ведь никогда не знаешь, как обернется дело в дальнейшем.

И меня, и Ставроса очень интересовала местная магическая школа, куда мы должны были прибыть к началу конференции. Шармбатон встретил нас блеском всего, что только могло блестеть, шелком флагов и изяществом убранства, но совершенной пустотой в холле. Мы некоторое время ожидали, что нас встретят и разместят, но так как этого не происходило, пошли искать встречающих самостоятельно. Нам повезло - не прошло и часа, как мы расположились в уютных комнатах на первом этаже.

Отдохнув с дороги и приведя себя в порядок, мы вышли в зал, чтобы посмотреть на гостей и участников конференции, решая сложную задачу, как быть представленными заинтересовавшим нас лицам. К нашему удивлению, там обнаружился и кириэ Кристев. Он познакомил нас со своим соседом по комнате, кириэ Недичем, тоже вольным слушателем в Шармбатоне. Наши новые друзья весьма располагали к себе, мы даже думали не открыться ли им позднее.

До начала официальной части конференции мы успели поприсутствовать при диспуте о волшебных палочках и возможностях прикладной артефактологии. Я припоминаю очень бурный спор между кириэ Долгоруковым, занимавшим соседние с нашими комнаты, и кириэ Яксли, человеком с тростью и фляжкой. Было видно, что предмет обсуждения задевает их за живое, так как остальные участники дискуссии были куда менее эмоциональны и многословны в своих репликах.

Было упомянуто, что эту конференцию в числе прочих политических лиц почтит своим визитом наследник Османской империи. Как выяснилось вскоре, человек с открытым лицом достиг изрядных карьерных высот и теперь служит при том визирем. Ненавижу! Едва углядев в толпе знакомые черты старого врага, Ставрос увел меня в комнату, пока я не натворила никаких глупостей на виду у всех. Он воззвал к моему разуму и я вынуждена была согласиться - время мести еще не пришло. Нужно было придумать, когда и как действовать, чтобы завершить начатое в Македонии, но избежать лишних жертв. Осман не должен был догадаться, что это мы. Вряд ли он хорошо запомнил нас. Ладно, меня. Это ведь я стояла в первых рядах, когда это чудовище в облике человека проходило мимо. У меня все еще неплохие шансы. Вот только где взять молоко? Где взять молоко так, чтобы об этом не узнали? Тут, каюсь, я по сложившейся в последнее время привычке не подумала о возможностях магии, ведь, в отличие от остальных, у меня ее не было, а молоко можно было бы запросто трансфигурировать или, еще проще, создать с помощью verto.

Чтобы не выглядеть ни в чьих глазах подозрительно, мы присутствовали на всех мероприятиях вечера. На открытии конференции, о чем мне хочется сказать особо, среди прочих обычных для практически любого общественного события организационных объявлений, речей и пояснений, с танцем на полотнах выступила одна из учениц школы. Представление завораживало, ее талант был несомненен, но как костюм, так и движения, были до бесстыдного откровенны. От этого противоречия мне стало несколько не по себе. Возможно, я никогда не пойму местных нравов! И все же так как все вокруг вежливо промолчали, я тоже не стала высказываться. Хотя... С кем бы мне было говорить об этом? С братом? Он стоял рядом и сам все видел.

Я старалась улыбаться - не знаю, насколько это у меня получалось, но я очень старалась. Поначалу меня потряхивала нервная дрожь (все же я опасалась даже случайно оказаться рядом с тем ужасным человеком), после обилие впечатлений сгладило ситуацию. Так что когда наступило время бала, я была готова. Ну или я думала, что готова. Все же большая часть танцев программы была мне не знакома, ведь у нас танцуют совсем другое, большинству кавалеров я не была представлена, а еще... это был мой первый бал. На какое-то время волнение из-за него заставило меня забыть обо всех прочих проблемах.

Я танцевала с братом в главной зале замка. Кругом были свечи, цветы, звучала изящная музыка... Это было воистину волшебно, голова кружилась от нахлынувших радостных эмоций даже больше, чем от вальса. Видели бы нас наши родители! После открывающего танца Ставрос оставил меня, пригласив кириа Ваблатски. Правила этикета запрещают танцевать несколько танцев подряд с одним и тем же кавалером, это я уже знала, но считается ли "подряд" по тем танцам, что дама танцует, или же по бальной программе, где пропущенные танцы разбивают последовательность, мне было не ясно. К счастью, от тоскливых размышлений на данный счет меня в каком-то смысле спас кириэ Кристев. Все было бы совсем замечательно, если бы в середине нашего с ним танца не произошел неловкий момент - из моих волос выпал гребень, который я, смущаясь, тут же водворила на место.

Однако куда более неловкая ситуация сложилась, когда меня уговорили встать в женскую колонну на танец с розой, которую следовало передавать. Мне достался выбор между братом и одним из ученых, участников конкурса кириэ Фламеля, по фамилии Берк. Вспомнив об изначальных целях нашего приезда в Шармбатон, я нашла это удобным случаем лучше познакомиться с этим многознающим человеком, произвести благоприятное впечатление. Что ж, впечатление я точно произвела - впечатление неуклюжей коровы. Я умудрилась наступить на шлейф своего платья, оступиться, протанцевав едва ли половину круга. Хоть кириэ Берк и утверждал, что это его вина, что его перчатки скользят по шелку моего платья, из-за чего он не может вести свою партию должным образом, я точно знала, что эти слова лишь дань вежливости.

Мои истрепанные нервы были на пределе, я малодушно сбежала с бала в комнаты, коря себя за произошедшее. Я посмела забыть о том, что наш враг рядом, я посмела чувствовать себя счастливой, когда мама с папой еще не отмщены. Я расслабилась, размякла, я могла совершить ошибку и заговорить по-французски - сколько таких ошибок уже было в тот день! Мне нужно было лучше держать себя в руках. Мне нужно было сосредоточиться на первоочередном, а это вовсе не мое состояние. Конечно, если бы моя магия была при мне, я могла бы... не знаю, что, но могла бы! Я опять оказалась никем, красивым и бесполезным довеском. Но я была уверена, что на этот раз смогу взорвать убийцу наших родителей. Нужно было только как-то отделить визиря от всех прочих, поймать в том месте, где не будет случайных жертв и свидетелей...

Бедный Ставрос! Я ведь ничего не сказала ему, когда уходила, сколько всего он мог подумать пока искал меня! И в этом тоже только я была виновата. Однако он не желал слушать про мои просчеты, оправдывая меня во всем. Он просил меня не привлекать к нам внимания, привести себя в порядок и вернуться в зал. Он был прав, мне не стоило... Только вместе мы могли бы чего-то добиться. Нам тогда было жизненно необходимо показать себя в лучшем свете, найти себе покровителей, ведь после взрыва это стало бы уже невозможно. В Шармбатоне столько охранной магии, мы не смогли бы сбежать так просто. Если вообще смогли бы сбежать. Если.

Бал завершился, участники конкурса кириэ Фламеля ожидали объявления первых заданий, зрители фланировали между фуршетными столиками. Мы вели себя максимально естественно, не избегая никого, даже османов, не показывая ничем своей неприязни к ним. Улыбались, вели светские беседы. Вечер был тихим и не предвещал проблем. Разве только нескольким девушкам в противоположном углу бального зала стало дурно - говорили про вредоносную магию и, кажется, среди пострадавших была та, что, возможно, могла свести нас с кем-то, кто, возможно, мог бы помочь... Ставрос ходил узнавать подробности.

Не помню, в какой момент после к нам с братом подошел кириэ Недич и попросил отойти переговорить. А дальше мне потребовалось приложить все силы, что у меня оставались, чтобы улыбаться и делать неосведомленный вид, потому что то, что говорил юноша, он не должен был знать. Он не мог этого знать. Никак. Откуда он мог узнать, что мы не те, за кого себя выдаем? Да, предположим, он действительно был знаком с теми людьми, чьими именами мы воспользовались, но почему тогда он не спросил ранее? Мы и вправду могли быть всего лишь тезками! Это хорошее прикрытие. Зачем он предупредил нас, что все знают, что мы планируем взорвать камень-бомбу? Откуда ему вообще известно, что артефакт при нас, как тот выглядит и как его активировать? Птички донесли? Птичка на двух ногах рассказала. У этой пташки есть имя? Но даже тогда мой брат отрицал все, что могло бросить тень на наше присутствие в Шармбатоне, а я должна, обязана была молчать. Не могу даже предположить, каких усилий ему это стоило. Боюсь, мое беспокойство и прибитая к лицу улыбка только все портили, но я не могла ни прекратить беспокоиться, ни перестать делать вид, что не понимаю их разговора, ведь это стало бы окончательным признанием. Уйти я тоже опасалась. Кто мог ведать, что на уме у кириэ Недича! Пусть он и заверял, что весь этот разговор затеян, чтобы нас предупредить и обезопасить, какая в том выгода лично для него? Непонятно.

По завершению того опасного диалога мы удалились к себе и больше не выходили. Мы так и не смогли решить, как нам быть дальше. Ставки были слишком высоки, чтобы действовать необдуманно, но от бездействия ожидалось еще больше вреда. Положившись на древнюю мудрость, мы отложили дела до утра. Стоит ли говорить, что после такого насыщенного событиями дня ночью нам обоим снились кошмары.

Проснулись мы с тяжелым сердцем: я - немногим раньше брата, так что успела выписать на бумагу и свои сомнения, и свою решительность. В конце концов я уже почти привыкла к изматывающим душу снам, не стоило перекладывать еще и это на Ставроса, со своими страхами я должна справляться сама.

Приблизительно после завтрака мы вернулись к вопросу, тревожившему нас до того. Доверять или не доверять кириэ Недичу? А кириэ Кристеву? Чего от них ожидать? Пытаться ли взорвать ненавистного визиря или же, раз это "всем очевидно", отказаться на время от своих намерений, чтобы вечернее нападение на девушек, а это все-таки было оно, не приписали нам? Вопросов было явно больше, чем ответов, разгадка же лежала на поверхности. Птица на двух ногах - человек. Имя человека - имя птицы. Сойка. Она нашла нас. Это очевидно все объясняло. Наши новые знакомые оказались агентами сопротивления. Месть нельзя было отменить, только отложить, но нужно было бросить собаке кость, отвлечь общественное мнение, дать людям узнать другую, не менее значимую причину нашего нахождения здесь, а значит, открыть мою обретенную неспособность владеть магией.

Мы присутствовали на мероприятиях конференции все больше для видимости. Я уже не очень помню, почему в первую очередь мы решили обратиться к артефактологу. Может быть, точно зная, что с палочкой все в порядке, да и я хорошо себя чувствую, мы хотели исключить влияние ношения при себе камня-бомбы? В тот момент какие-то достаточно веские причины пойти таким путем у нас точно были. Жаль, сейчас я не могу их припомнить. По итогу кириэ О`Риган, рыжий человек из числа вчерашних спорщиков, дал нам хорошую подсказку, посоветовав обратиться к кириа Смирнофф, известной ему как талантливый целитель.

Так как время работало против нас, мы попросили одну из милых девушек в голубой униформе учениц Шармбатона передать кириа наше желание с ней познакомиться, если у нее есть ответное желание и возможность. Однако, что-то напутав, они вместо кириа Смирнофф нас представили кириэ Смирноффу, ее супругу. Как в холодную воду одним прыжком, Ставрос просил прощения за нарушение этикета и просил за нас, ведь других целительниц или медимагов здесь мы не знали, да и с упомянутой пока еще не были знакомы. На наше счастье, этот весьма серьезный на вид мужчина со странными знаками на горле внял озвученной просьбе и организовал нам встречу в беседке у фонтанов.

Пришлось прираскрыть наши карты, Ставрос рассказал им о сути имеющейся проблемы. Кириа Смирнофф великодушно согласилась диагностировать мое нынешнее состояние. Как по мне, что бы ни утверждалось, это была довольно неприятная процедура, но я стерпела. Целительница сказала, что внутри меня есть что-то, похожее на артефакт; вероятнее всего, он и блокирует магию. Заручившись ее согласием и поддержкой, мы взяли на себя поиск артефактора для участия в последующем более полном анализе моего организма.

Выбор был огромен, но по размышлению склонился к двум приблизительно равнозначным вариантам: обратиться к кириэ О`Ригану, уже удостоившему нас советом, или к кириэ Яксли, во вчерашнем споре показавшему себя большим специалистом в интересующей нас области знаний. А тут еще и аноним прислал письмо с требованием оставить камень-бомбу на столе в нашей комнате, если мы хотим, чтобы наши ошибки были прощены, а мы сами - остались невредимы. В 14:30, как следовало из послания, артефакт должен лежать там, где указано, а мы - в помещении отсутствовать, или неминуемы ужасные последствия. Автором текста могли быть как люди Сойки, так и иные "знающие", о которых нас предупреждал кириэ Недич. Обнаружение камня-бомбы в наших комнатах казалось нам не менее опасным, чем необнаружение, ведь пока у "подозревающих" хотя бы не было доказательств наших преступных намерений. Мы решили, что ничего никому не отдадим, а заодно попробуем проследить, кто же пойдет проверять, выполнили ли мы условия.

К сожалению, так как параллельно мы беседовали с наконец-то освободившимся кириэ Яксли по нашему вопросу, выявить личность анонима не удалось. Мне только показалось, что я видела фрагмент одежды, что-то темно-бордового цвета, мелькнувшее в тени у нашей двери. Зато артефактор согласился оказать нам всю возможную помощь, и мы поднялись на второй этаж к комнатам кириа Смирнофф, ведомые одной из учениц, знавшей, куда идти. К еще большему сожалению, целительницы не оказалось на месте, на стук в дверь никто не ответил. Мы попросили девушку найти кириа Смирнофф и сообщить о нас, а сами расположились на балкончике.

Когда я очнулась, от мгновенной резкой боли, я оказалась лежащей на полу. Я находилась рядом с тем местом, где стояла до того, а вокруг меня сгрудились люди. Моя голова была неудобно прислонена к стене. Тем не менее, раньше я никогда не падала в обморок. Счастье, что я не сломала себе шею! Говорят, что обмороку предшествует сильное нервное потрясение, но перед тем я волновалась не больше вчерашнего. Гомонящая толпа под руки проводила меня в чью-то комнату, на кровать, под наблюдение людей, часть из которых была мне совершенно не знакома. Мне было изрядно не по себе.

Впрочем, я не объективна. Толи я ударилась сильнее, чем полагала, толи мое знание языка было хуже, чем мне думалось, я понимала далеко не все сказанное. От медимагии кириа Хейли, женщины в красном, и диагностики кириэ Яксли, проведенных тут же, я чувствовала себя просто отвратительно. Тем не менее из услышанного я уяснила, что, во-первых, была еще одна девочка с такими же проблемами, как у меня, во-вторых, внутри каждой из нас находилось по половинке артефакта, а в-третьих, нас планировали срочно резать - в сознании и без обезболивания, чтобы их извлечь. Как сказал кириэ Яксли, этот предмет, реагирующий на магию, можно достать только не магическим образом, причем требуется изъять обе части одновременно. Такая перспектива очень сильно напугала меня, тем более, что никому не пришло в голову перевести мне их обсуждения, еще немного, и я бы раскрыла себя вопросами. Малознакомый кириэ из Норвегии с непроизносимым именем и сиреневыми глазами оказался единственным, кто догадался хотя бы попытаться заручиться моим пониманием происходящего, не говоря уже о согласии на манипуляции.

В медицинском крыле Шармбатона уже находилась одна из учениц. Ставроса послали помочь собрать необходимых специалистов в одном месте. Я все еще не понимала, к чему такая срочность, чем мне грозит оставление во мне части неизвестного артефакта и, черт побери, почему все так спокойно согласились с проведением хирургической операции в столь варварской, садистской форме - без магии, без анестезии. Удивительно было и спокойствие той, другой девушки, это же ведь не занозу вытащить! Может быть, ее в жизни ни разу не ранило и не расщепляло, а мои воспоминания были еще весьма свежи. Я надеялась на брата. У него-то должна была голова работать, вроде бы это я была стукнута об пол, а не он.

Мне стыдно рассказывать то, что происходило дальше, но для понимания ситуации со стороны это нужно. Я передала Ставросу все свои личные вещи (шляпку, заколки, сумочку с камнем-бомбой...), чтобы тот сохранил их для меня. Потом всех посторонних попросили удалиться. Я послушалась медимагов и, как и другая девушка, выпила спирт, который нам дали. В голову ударило и, кажется, я вела себя не самым подобающим воспитанной кириа образом. Я никогда в жизни не была настолько пьяна. Культурные барьеры пали, поддерживать видимость непонимания стало решительно невозможно, а еще нам обеим, жертвам медимагического рвения, почему-то все время было очень смешно, хотя потом я никак не могла вспомнить, над чем именно мы смеялись.

Страшно стало, когда привели второго хирурга. Им оказался турок, визирь, чьей смерти я от всей души желала. Отчаянно борясь с алкоголем, я поползла с кушетки, желая оказаться как можно дальше от убийцы, пребывая в уверенности, что тому не составит труда "случайно" зарезать меня, но кириа Хейли заверила, что оперировать меня будет именно она и что она не даст меня в обиду. Как будто сама их процедура не предполагалась для нас травмирующей! Потом мне дали проглотить какой-то комочек и вскоре после того сознание покинуло меня.

Приходить в себя было не только неприятно, но и муторно. Изматывающая слабость, головокружение, тошнота и пульсирующая боль в теле - это было даже хуже, чем после расщепления! В комнате кроме пациентов и девушки в форме Шармбатона находился только незнакомый мне мужчина-медимаг. Он запустил регенерацию и обезболил, применив специальные заклинания. Над моей подругой по несчастью трудилась одна из учениц, юная целительница. Когда за мной пришел брат, мне разрешили покинуть медицинское крыло, примененная магия должна была постепенно справиться с полным восстановлением моего здоровья. Я была слишком слаба, чтобы что-то спрашивать про операцию, артефакт и прочее, ведь мне, как обычно, никто сам ничего не разъяснял, и у меня было самое ужасное в мире похмелье. Мой мир кружился и все время хотелось расстаться с содержимым желудка, но медимага это не смущало. Видимо, во Франции в порядке вещей, что подобное должно проходить само. Если только сумеешь дожить до того чудесного момента. Очень хотелось пить. Ставрос не стал ждать ни минуты лишней, он взял меня на руки и отнес в наши комнаты, где я и отдыхала, пока не почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы стоять, не шатаясь, и сколько-нибудь связно мыслить.

У меня была радость, огромная, как небо, - ко мне вернулась магия! Пусть пока еще ненадежная, но такая настоящая! Было и беспокойство - в ванной обнаружился стакан молока, а местонахождение камня-бомбы брат раскрыть отказался, заверив только, что ее нет ни при нем, ни в наших комнатах. Я волновалась, как бы Ставрос не натворил глупостей, пока я была без сознания, но я зря сомневалась в нем. Он совершил почти невозможное - заручился поддержкой одного из русских, кириэ Голицына, которому он представил меня позднее. Наш выбор был, в сущности, прост - завершать образование в Шармбатоне, в Дурмстранге или в России. Я ведь теперь могла учиться! Французская школа мне нравилась, к климату я тоже привыкла, но здесь было небезопасно. В Дурмстранге были часты несчастные случаи, включая гибель студентов. Про русское образование в газетах не писали. Что ж, вариант не хуже прочих. Я была согласна ехать на север. Оставалось лишь дождаться вердикта главы русской делегации по нашему вопросу.

Чтобы скоротать время, мы с братом стали играть в ассоциации. Сначала вдвоем, а после, прогулявшись, предложили присоединиться к нам кириа Ваблатски, грустившей с учебником в углу. Выглядело так, будто она недавно плакала, а эта простая забава могла как улучшить наш французский, чье знание я, к сожалению, уже невольно раскрыла некоторым, так и поднять настроение девушке, которая, кажется, нравилась Ставросу. К тому же играть в ассоциации втроем еще интересней, чем тет-а-тет. Похоже, развлечение кириа Ваблатски понравилось. Она даже пожалела, что в ее учебнике французского не попадалось описания этой игры.

Однако все хорошее однажды заканчивается, а у учениц Шармбатона в эти дни было множество обязанностей. Мы тихо беседовали с братом про наше будущее, и вдруг я снова оказалась лежащей на полу. На этот раз посреди зала, но опять окруженная людьми. Неужели из меня еще не все вырезали, промелькнула в сознании паническая мысль. Я была изрядно дезориентирована и не понимала, что происходит. Кто-то увлек Ставроса к директору, я услышала только, что это очень важно и срочно. Та кириа, что танцевала на лентах, взялась отвести меня в медимагическое крыло, брат доверил меня ей, мы даже направились в ту сторону, когда дорогу нам преградил кириэ Недич.

Из его слов выходило, что я должна кое с кем побеседовать, что это вопрос жизни и смерти, не терпящий отлагательств, а если я боюсь за свою жизнь, он лично гарантирует мне безопасность, лишь бы я вняла его просьбе. Ставрос был бы против, но его рядом не было, а ученица Шармбатона не могла мне советовать, не будучи знакома с ситуацией. Костяшки пальцев юноши были сбиты, он прятал руки, но от волнения не мог сдержать жестикуляцию. Похоже, вопрос был действительно чрезвычайно важен для кириэ Недича. Я сильно сомневалась в разумности положительного ответа, но он нашел слова, склонившие весы моего сомнения в свою пользу.

Кириэ Недич покинул меня всего на пару минут, которыми воспользовался наследник Османской империи, Абдула-Меджид-шехзаде. До того я видела его лишь издали, но тут не могло быть сомнений, кто именно ему нужен, когда он направился в мою сторону. В ужасе я пятилась от него, пока отступать не стало некуда. Он мог приказать, потребовать, в конце концов, но он просил. Он видел, что я напугана, поэтому передал свой кинжал - неслыханное дело для турка! - моей спутнице, заверив, что иного оружия при нем нет. Он хотел говорить со мной и с моим братом и это тоже было срочно и безотлагательно. Он настаивал на огромной важности этой беседы. Я совершенно не знала, как поступить. Его действия никак не укладывались в имеющиеся у меня знания об обычном поведении османов.

Вернувшийся кириэ Недич сказал наследнику, что я не пойду с ним, так как уже дала согласие пойти с другим немногим ранее. Высокопоставленный турок продолжил настаивать на неотложности своей просьбы. Кириэ Недич высказал, что его просьба также не может ждать. В результате мужчины убийственно вежливо переложили решение на меня. Я должна была выбрать, я одна, ведь Ставрос пока еще не вернулся. В тот момент я больше всего хотела оказаться в медимагическом крыле, пусть меня даже прооперируют, пусть даже наживую, только не этот вот выбор. Я понимала, что если я уйду с членом сопротивления, османы убьют нас с братом, а если я уйду с будущим правителем моей родины, нас убьют люди Сойки, а не пойти ни с кем из них они не позволят. Выбор без выбора. Тогда я сказала: "Пусть магия решит за меня", - и бросила монетку. Выпал орел. Птица. Абдула-Меджид-шехзаде сопроводил это событие фразой "Жаль, что ты выбрала смерть", подтверждая тем самым мои предположения о фактическом отсутствии хороших для нас вариантов, забрал у ученицы свой кинжал и с достоинством удалился. Я последовала за кириэ Недичем на второй этаж.

Так я познакомилась с кириэ Вийоном и двумя женщинами - шатенкой в темно-малиновом платье и блондинкой в сине-фиолетовом. В той комнате, как ни странно, уже находился Ставрос. Он вел себя как-то не как обычно: обратил на меня внимания не больше, чем на мебель, отвечал этим людям на темы, на которые отказывался говорить даже со мной, самым близким ему человеком, раскрыл местонахождение камня-бомбы и, более того, сам лично ее принес и отдал. Я молча присутствовала при этом, радуясь про себя, что хотя бы эти опасные люди, возможно, не знают, что я неплохо понимаю их речь, если кириэ Недич им не сказал о своих подозрениях. Я боялась после не вспомнить не то, что эту встречу, а даже собственное имя. Меня снова стало трясти внутри, и в какой-то момент, когда мужчина был готов отпустить нас и даже обещал уладить все наши проблемы с Османской империей, какая-то струна во мне лопнула. Я потребовала у него зафиксировать свои щедрые обещания на бумаге. Кириэ Вийон предложил нам взамен присутствовать на его переговорах с турками. Брат возражал, его страх был мне понятен, но я уже не могла сильнее бояться. Я согласилась.

Абдула-Меджид-шехзаде тем не менее хотел сначала беседовать с нами наедине, и лишь после того согласился удостоить вниманием француза. Осман вел себя как радушный хозяин, принимающий дорогих гостей. Никогда нам не выпадала честь общаться с настолько высокопоставленной персоной, одного движения пальца которой достаточно, чтобы наш родной город весь сровняли с землей и засыпали солью. Ставрос с перепугу начал путать языки, выказывая предельное почтение будущему правителю, а я молчала. Я ждала оглашения приговора. Каково же было мое изумление, когда наследник Османской империи сам преклонил перед нами колени и просил прощения за своего нерадивого слугу, который лишь по недостатку предусмотрительности, спасая наместника, отразил зеркальным щитом огненный шар в сторону горожан, что в свою очередь послужило причиной целой череды событий, приведших нас сюда. Почему-то я сразу поверила этому турку. Он признавал наше право мстить за родителей и передавал свою жизнь в наши руки, так как повелитель несет ответственность за ошибки своего слуги, действовавшего по его приказу, и ждал нашего решения. В то мгновение мой мир перевернулся и взлелеянная горем ненависть дала широкую трещину.

Ставрос вскочил, пытаясь то поднять наследника на ноги, то самому бухнуться на колени. Ему, похоже, тоже не верилось в происходящее. Я же тогда пыталась подобрать правильные слова, чтобы выразить переполняющую меня мозаику чувств. Как Абдула-Меджид-шехзаде принес извинения за своего визиря, так и я тогда принесла извинения за то, что мы ошибались в них. Однако, в целом ситуация все еще была дурной: камень-бомба находился у сопротивления, а их планов мы не знаем, да и наследнику империи не следовало бы выказывать интерес к судьбе двух сирот, чтобы нас не использовали против него, виноватыми в случае конфликта все равно оказались бы мы. Как это говорят? Козлы отпущения, да? Мы же собирались покинуть Францию и это оставалось отличной идеей!

Совесть потребовала, чтобы мы предупредили, что кириэ Вийон - страшный человек и может быть опасен, особенно если где-нибудь рядом есть молочные продукты. Мы просили не раскрывать к нам доброго расположения, чтобы мы не стали разменной монетой в их политической игре. Мы согласились на изгнание, Ставрос сам предложил изгнать нас, чтобы тем самым дать достаточно веский для тех людей повод нам уехать из страны и таким образом остаться в живых. Будущий правитель Османской империи согласился.

Чтобы все выглядело по-настоящему, нам требовалось изобразить, что мы напуганы и принижены. Это было совсем не сложно в сложившихся обстоятельствах. Я смотрела на подол своего платья и держалась за руку брата, находя в том силу не попытаться сбежать, когда в комнату вошел визирь. Я не смела поднять глаза. Я не могла видеть его лица. Я не знала, как себя вести, я все равно, все еще его боялась и... Ненавидела? Не знаю. Наследник не дал тому сказать что-либо, что могло поставить под удар этот спектакль. При визире, кириэ Вийоне и прочих, кто бы там ни был - все же сложно сориентироваться в лицах, когда смотришь только себе под ноги, - Абдула-Меджид-шехзаде официально изгнал Ставроса и Алексу Магопулосов с требованием в течение 12 часов покинуть Шармбатон и никогда более не попадаться ему на глаза. Он же взял слово с визиря, что тот не будет искать встречи с нами и оставит жить своей жизнью. После нам было разрешено удалиться, а наследник пригласил кириэ Вийона пройти в комнаты.

Наконец-то мы были свободны! Свободны жить под своими собственными именами, пусть и в чужой стране - на родине у нас все равно не осталось ничего, кроме пепелища. Хотя русские на тот момент еще не подтвердили свое согласие, кириэ Голицын в нем не сомневался. А пока мы ждали, брат рассказал мне, что тот, второй обморок был следствием пророчества, что я сделала. Я сначала не могла в это поверить, но какой смысл обманывать меня в подобном? Что ж, если такой дар у меня и вправду есть, значит, именно его мне и следует развивать в дальнейшем, не так ли?

Впрочем, не успели мы погрузиться в мечты о лучших днях, как в зале, где уже объявили победителей конкурса кириэ Фламеля (кстати, им оказался кириэ Берк! Ну и еще немножко - кириэ Долгоруков) и перешли к поздравлениям, прозвучал взрыв. Ставрос тут же сорвался к месту событий, я осталась. В ушах немного звенело. Нам повезло, бомба была не артефактной природы, как сказал брат, значит, мы ни при чем, но кириэ Распутин, известный нам по колдографиям из газет, погиб, а несколько магов, стоявших с ним рядом, серьезно пострадали. Это было ужасно.

Виновных не нашли, но нас это уже не касалось. Через несколько часов после трагического события мы успешно отбыли к своему "лучшему будущему" вместе с русской делегацией. И все равно это произошло раньше, чем сотрудники французского аврората прибыли в Шармбатон.